Автор разрешил печатать их только после его смерти.
Ж. ПЭШЕ О САМОУБИЙСТВЕ
Жак Пэше (родился в 1760 г.) перешел от изящной литературы к медицине, от медицины к юриспруденции, от юриспруденции к администрации и к полицейскому делу. Перед началом французской революции он работал с аббатом Морелле над Dictionnaire du commerce...
Только очень короткое время Пэше был сторонником французской революции; вскоре он примкнул к роялистской партии, в течение долгого времени был главным руководителем «Gazette de France».... Он сумел очень ловко пробиться сквозь годы революции, то подвергаясь преследованиям, то работая в департаменте администрации и полиции.
Выпущенная им в 1800 г. «Geographie commercante»... привлекла к нему внимание Бонапарта, первого консула, и он был назначен членом совета торговли и искусства. Позднее, при министерстве Франсуа де-Нэшато, он занял более высокий административный пост.
В 1814 году, при Реставрации, он был назначен цензором. Во время Ста дней он удалился от дел. При возвращении Бурбонов он получил пост хранителя архива полицейской префектуры в Париже, который занимал до 1827 года.
Пэше непосредственно и в качестве писателя имел влияние на ораторов Учредительного собрания, Конвента, Трибунала, а также Палаты депутатов при Реставрации.
Среди его многочисленных, преимущественно экономических, произведений, кроме упомянутой уже «Коммерческой географии», самым известным является «Статистика Франции» (1807 г.).
Ежегодное число самоубийств, которое является у нас до известной степени нормальным и периодическим, следует считать симптомом плохой организации нашего общества, так как во время застоя промышленности и ее кризисов, в эпоху дороговизны средств к существованию и в суровые зимы симптом этот более бросается в глаза и принимает эпидемический характер. Проституция и кражи растут тогда в такой же пропорции.
Пэше написал свои мемуары, уже будучи стариком, и он разрешил печатать их только после его смерти. Материал для них он собрал отчасти из полицейских архивов Парижа, отчасти из своей долгой практики в полиции и администрации, так что его ни в коем случае нельзя причислить к «скороспелым» социалистам и коммунистам, которым недостает, как известно, основательности и всеобъемлющих знаний наших рядовых писателей, чиновников и обывателей.
Послушаем, что говорит о самоубийстве
наш хранитель архива полицейской префектуры Парижа.
Ежегодное число самоубийств, которое является у нас до известной степени нормальным и периодическим, следует считать симптомом плохой организации нашего общества, так как во время застоя промышленности и ее кризисов, в эпоху дороговизны средств к существованию и в суровые зимы симптом этот более бросается в глаза и принимает эпидемический характер. Проституция и кражи растут тогда в такой же пропорции.
Несмотря на то, что нужда является самой большой причиной самоубийства, мы тем не менее встречаем его во всех классах, как среди праздных богачей, так и у художников и политиков. Разнообразие его причин является как бы вызовом однообразному и черствому порицанию моралистов.
источник - Marx_i_Engels_Sochinenia_1_izd__t_3_1929
Чахотка, по отношению к которой современная наука слишком инертна и бессильна, обманутая дружба и любовь, посрамленное честолюбие, семейные неурядицы, победа соперника, неудовлетворенность монотонной жизнью, не находящий применения энтузиазм— являются, без сомнения, побудительными причинами самоубийства для более богатых натур. Самая любовь к жизни, эта наиболее мощная движущая сила личности, очень часто ведет к тому, чтобы покончить с отвратительным существованием.
Мадам де-Сталь, самая большая заслуга которой состоит в том, что она блестяще стилизировала общие места, пыталась показать, что самоубийство есть противоестественное действие и что его нельзя считать актом мужества. Она прежде всего установила, что гораздо более достойно бороться против отчаяния, чем поддаваться ему.
Такие причины редко действуют на души, которые не сумели преодолеть несчастья. Если они религиозны, они ждут лучшего мира; если же они, наоборот, ни во что не верят, они ищут спокойствия небытия. Философские тирады в их глазах не имеют никакого значения и являются слабым прибежищем против страдания.
Прежде всего, нелепо утверждение о противоестественности действия, которое так часто повторяется. Самоубийство ни в какой мере не противоестественно, так как мы каждый день бываем свидетелями его. Того, что противоестественно, не происходит. Наоборот, в природе нашего общества множить самоубийства, между тем как у татар, например, не бывает самоубийств.
Не все общества производят, таким образом, одни и те же продукты, — вот что надо помнить, если хочешь работать над реформой нашего общества, для поднятия его на высшую ступень. Что же касается мужества, то если мужественным считается тот, кто среди бела дня, в возбуждающей обстановке сражения, прямо смотрит в глаза смерти, то ничто не доказывает отсутствия мужества у человека, который сам лишает себя жизни в мрачном одиночестве. Такой сложный вопрос не разрешается оскорблением покойников.
Все, что было сказано против самоубийства, вращается в том же кругу идей. Ему противопоставляют решения провидения, но самое существование самоубийства есть открытый протест против невразумительных его решений.
Нам говорят о наших обязанностях по отношению к этому обществу, не указывая, с другой стороны, на наши права в этом обществе и не осуществляя их; считается в тысячу раз большей заслугой победить страдание, чем поддаться ему, — заслугой столь же печальной, как и перспектива, которую она открывает. Одним словом, самоубийство считают актом трусости, преступлением против законов, общества и чести.
Отчего же, несмотря на столь многочисленные анафемы, люди сами себя лишают жизни?
Потому что в жилах отчаявшихся людей кровь течет не так, как кровь холодных существ, которые находят время вести все эти бесплодные разговоры. Один человек является тайной для другого. Его только умеют порицать, но его не знают. Когда видишь, как учреждения, господствующие над жизнью Европы, распоряжаются жизнью и смертью народов, как цивилизованная юстиция окружает себя богатым арсеналом тюрем, наказаний, орудий смерти для санкции своих сомнительных решений; когда видишь неслыханное число классов, которые всеми оставляются в нужде, и социальных париев, к которым относятся с грубым презрением, — может быть, чтобы избавить себя от труда вырвать их из грязи; когда видишь все это, то становится непонятным, на каком основании можно заставлять индивидуума уважать само по себе такое существование, в котором попирают ногами наши привычки, наши предрассудки, наши законы и наши нравы.
Думали, что можно удержать от самоубийства унижающими наказаниями и чем-то вроде позора, которым клеймят память виновных. Но что можно сказать о низости клеймения людей, которых уже нет в живых и которые не могут защищаться?
Впрочем, несчастные очень мало этим интересуются; и если за самоубийство можно кого-нибудь винить, то это прежде всего людей, которые остались, так как в этой массе нет ни одного, который заслужил бы, чтобы из-за него остались жить.
Имели ли успех придуманные людьми детские и жестокие меры в борьбе против нашептываний отчаяния?
Какое дело человеку, желающему бежать из этого мира, до тех оскорблений, которые мир обещает нанести его трупу?
Он видит в этом только еще одно проявление подлости живущих. Что это, в самом деле, за общество, где можно испытывать самое глубокое одиночество среди многих миллионов, где человек поддается непреодолимому желанию лишить себя жизни, причем об этом никто даже не догадывается?
Это общество — не общество; оно, как говорит Руссо, пустыня, населенная дикими зверями.
На тех должностях, которые я занимал в полицейской администрации, самоубийства относились к моей компетенции. Я хотел узнать, не найдутся ли среди решающих мотивов такие, действие которых можно было бы предусмотреть. Я предпринял по этому вопросу обширную работу. Я нашел, что, кроме коренной реформы современного общественного порядка, все остальные попытки будут напрасны.
Между причинами отчаяния, которые побуждают очень нервных, страстных и глубоко чувствующих людей искать смерти, я открыл, как преобладающее явление, дурное обращение, несправедливости, тайные наказания, которым суровые родители и начальники подвергают лиц, от них зависящих. Революция уничтожила не все виды тирании; зло, в котором упрекали самодержавную власть, существует еще в семьях; оно вызывает здесь взрывы, аналогичные революционным.
Отношения между интересами и настроениями, действительные отношения между людьми, по существу, еще только создаются среди нас, и самоубийство только один из тысячи и одного симптома всеобщей социальной борьбы, всегда готовой к новым проявлениям. Очень многие борющиеся отказываются от этой борьбы, так как они устали находиться среди жертв, или потому, что их возмущает одна мысль о возможности занять почетное место среди палачей. Я могу привести несколько примеров из подлинных протоколов.
В июле 1816 года дочь одного портного была обручена с сыном мясника, очень порядочным молодым человеком, бережливым и трудолюбивым, влюбленным в свою красивую невесту, которая в свою очередь была ему предана. Молодая девушка была швеей. Она пользовалась уважением всех знавших ее, и родители ее жениха нежно любили ее. Эти славные люди не упускали случая завоевать симпатии своей невестки. Придумывали развлечения, где она была царицей и идолом.
Наступило время свадьбы; все распоряжения между обоими семействами были сделаны, все договоры заключены. В тот вечер, который был назначен, чтобы отправиться в муниципалитет, молодая девушка и ее родители должны были ужинать в семье жениха. Но этому помешал пустой непредвиденный случай. Исполнение заказа для одного из его богатых клиентов задержало портного и его жену дома. Они извинились. Но мать жениха сама пришла за своей невесткой, получившей разрешение родителей отправиться с ней.
Несмотря на отсутствие двух важных гостей, ужин был чрезвычайно веселый. Очень много шутили на интимные темы, которые допускала перспектива свадьбы. Пили, пели. Говорили о будущем. Живо обсуждались радости счастливого брака. За столом засиделись до глубокой ночи. По легко понятному снисхождению родители молодого человека не обращали внимания на молчаливую договоренность обрученных. Руки их искали друг друга, любовь и близость ударили им в голову. Кроме того, на брак смотрели как на заключенный, молодые люди уже давно посещали друг друга и не подавали повода ни к малейшему упреку.
Умиление родителей жениха, Поздний час, взаимные страстные желания, поощряемые снисходительностью их менторов, непринужденное веселье, которое обыкновенно царит при таких пиршествах, все это, вместе взятое, и легко представившийся случай, и вино, которое горячило голову, — все благоприятствовало исходу, который легко можно было предвидеть. Любящие нашли друг друга в темноте, когда свечи погасли. Старшие делали вид, что ничего не замечают. Здесь к счастью молодых людей относились благожелательно.
Молодая девушка вернулась только на следующее утро к своим родителям. Как мало она считала себя виновной, видно уже из того, что она вернулась одна. Она проскользнула в свою комнату и привела в порядок свой туалет. Но как только родители увидели ее, они с яростью набросились на свою дочь и стали осыпать ее бранью и самыми постыдными названиями.
Соседи были свидетелями этого скандала. Можно представить себе потрясение этого ребенка, ее стыд и горе. Напрасно доказывала пораженная девушка своим родителям, что они сами компрометируют ее, что она признает свою неправоту, свою глупость, свое непослушание, но что все можно исправить.
Ее доводы и ее страдание не подействовали на портного и его супругу. Самые трусливые, неспособные к сопротивлению люди становятся неумолимыми там, где они могут проявить абсолютный родительский авторитет. Злоупотребление последним является для них грубым вознаграждением за ту покорность и зависимость, которые они добровольно или против воли проявляют в буржуазном обществе.
На этот шум сбежались всякие кумушки и еще более увеличили его. Чувство стыда ва эту отвратительную сцену привело девушку к решению лишить себя жизни. Быстрыми шагами сбежала она по лестнице, пробежала через толпу кричащих и проклинающих кумушек, с блуждающими взорами спустилась к Сене и бросилась в воду.
Лодочники вытащили ее уже мертвою, наряженную в ее свадебные драгоценности. Как это обычно водится, те, которые вначале ругали дочь, тотчас же стали ругать родителей. Эта катастрофа испугала жалкие душонки.
Спустя несколько дней родители пришли в полицию требовать золотую цепь, которую девушка носила на шее, подарок ее будущего свекра, серебряные часы и многие другие драгоценности, — предметы, которые были доставлены в бюро.
Я не упустил случая упрекнуть этих людей в их неблагоразумии и варварстве. Сказать этим безумцам, что они должны будут дать ответ перед богом, было бы бесполезно; это произвело бы на них очень слабое впечатление в виду бездушных предрассудков и своеобразной религиозности, господствующей в низших меркантильных классах.
Ими руководила жадность, а не желание обладать двумя или тремя реликвиями.
Я считал возможным наказать их именно их жадностью. Они требовали драгоценности своей дочери; я отказал им в выдаче их, я задержал удостоверения, необходимые для получения вещей из кассы, куда они были сданы. До тех пор, пока я находился на этом посту, все их требования были напрасны, и я находил особенное удовольствие в пренебрежении к их грубой настойчивости.
В том же самом году в мое бюро явился молодой креол, очаровательной наружности, из одной из богатейших фамилий Мартиники. Он самым категорическим образом возражал против выдачи трупа молодой женщины, его золовки, его брату и ее мужу.
Она утопилась. Этот вид самоубийства чаще всего встречается. Тело было найдено служащими, назначенными для вылавливания трупов, недалеко от greve d’Argenteuil.
Из известного инстинкта стыдливости, которым женщины проникнуты даже в моменты самого глубокого отчаяния, утопленница тщательно обернула ноги подолом своего платья. Эта стыдливая предосторожность ясно указывала на самоубийство. Сейчас же после того, как она была найдена, она была доставлена в морг. Ее красота, ее молодость и богатый наряд дали повод к тысяче предположений о причине катастрофы.
Отчаяние мужа, который первый ее опознал, было безгранично. Он не мог осмыслить своего горя,— по крайней мере так мне сказали. Я сам никогда прежде не видал его. Я доказывал креолу, что требование мужа, который тут же заказал мраморный памятник для своей несчастной жены, должно быть уважено в первую очередь.
«После того, как он ее убил, чудовище!» — с яростью кричал креол, бегая взад и вперед по комнате.
По возбуждению, по отчаянию этого молодого человека, по его мольбам удовлетворить его желание, по его слезам я заключил, что он ее любил, и сказал это ему.
Он сознался в своей любви, но категорически утверждал, что его золовка не подозревала даже о его любви. Он клялся в этом. Только для спасения репутации своей золовки, самоубийство которой общественное мнение, по обыкновению, свяжет с какой нибудь интригой, хочет он обнаружить варварство своего брата, если бы даже ему самому пришлось из-за этого сесть на скамью подсудимых. Он просил моей поддержки.
Вот что я мог понять из его отрывочных, страстных объяснений. Господин М., его брат, богатый человек, любящий искусство, друг роскоши и высоких кругов, женился с год тому назад на этой молодой женщине,— повидимому, по взаимному влечению. Это была самая красивая пара, какую только можно было встретить.
После свадьбы в организме молодого супруга внезапно и с большой силой обнаружился какой-то, — быть может, наследственный, — порок в крови. Этот человек, прежде такой гордый своей наружностью, своим изяществом, беспримерным совершенством форм, вдруг сделался жертвой неизвестной болезни, против разрушительного действия которой наука была бессильна.
Он ужасным образом изменился с головы до ног. Он лишился всех волос, позвоночник его искривился. Со дня на день худоба и морщины все больше уродовали его, по крайней мере, в глазах других, так как из самолюбия он отрицал самое очевидное.
Но, несмотря на все это, он не слег в постель. Железная сила, казалось, торжествовала над приступами болезни. Он переживал свое собственное разрушение. Тело превратилось в развалины, а душа была бодра. Он продолжал задавать пиры, устраивать охоты и вести богатый и пышный образ жизни.
Однако оскорбления, остроты и шутки школьников и уличных мальчишек, когда он на прогулках объезжал свою лошадь, невежливые и иронические насмешки, услужливые предупреждения друзей относительно комизма его упорного стремления сохранить галантность с дамами, —- все это уничтожило, наконец, его иллюзии и сделало его осторожным по отношению к самому себе.
Как только он осознал свое безобразие и свою уродливость, его характер ожесточился, он пал духом. Он стал меньше заботиться о сопровождении своей жены на вечера, балы, концерты. Он переселился за город, положил конец всем приглашениям, стал избегать людей под всякими предлогами.
Любезности его друзей по отношению к его жене, которые он терпел до тех пор, пока гордость давала ему уверенность в своем превосходстве, сделали его ревнивым, вспыльчивым, подозрительным. Во всех тех, кто продолжал его посещать, он видел твердую решимость победить сердце его жены, которая оставалась у него в качестве последней гордости и последнего утешения.
В это время прибыл наш креол с Мартиники по делам, от успеха которых зависело возвращение Бурбонов на французский престол. Его золовка приняла его очень хорошо. При крушении бесчисленных связей, которые у нее были, вновь прибывший имел преимущество, которое ему совершенно естественно давало положение брата в глазах господина М.
Наш креол предвидел изоляцию, которая создастся вокруг дома его брата, как вследствие прямых ссор его брата со многими друзьями, так и вследствие тысячи его тайных способов отвадить и обескуражить посетителей. Не отдавая себе самому отчета в любовных мотивах, которые делали его ревнивым, креол одобрял это стремление изолироваться и даже благоприятствовал ему своими советами.
Господин М. кончил тем, что удалился в особняк в Пасси, который через короткое время превратился в пустыню. Ревность питается самыми пустыми вещами; если она не знает, к чему привязаться, она пожирает самое себя и становится изобретательной; все служит ей пищей.
Возможно, что молодая женщина стремилась к развлечениям, свойственным ее возрасту. Стены скрывали вид на соседние дома. Ставни были закрыты с утра до вечера. Несчастная женщина была осуждена на невыносимое рабство, и господин М. держал себя рабовладельцем, опираясь на гражданское уложение и на право собственности, опираясь на такое состояние общества, в котором любовь не связана со свободными ощущениями любящих и разрешает ревнивому супругу держать свою жену за семью замками, как скряге его сундуки с деньгами, так как она лишь часть его инвентаря.
Господин М. рыскал ночью с оружием вокруг дома, обходил его с собаками. Ему казалось, что он видит следы на песке, он путался в странных предположениях по поводу лестницы, которая очутилась на другом месте при содействии садовника.
Сам садовник, 60-ти-летний пьяница, был приставлен к воротам в качестве сторожа.
Дух фанатичности не знает границ в своих странностях и доходит до безрассудства. Брат, невинный соучастник всего этого, понял, наконец, что он работает над несчастьем молодой женщины, которую стерегли по целым дням, оскорбляли, лишили всего, что в состоянии развлечь богатую и счастливую фантазию, которая стала столь же мрачна и меланхолична, сколь прежде была свободна и весела.
Она плакала и скрывала свои слезы, но следы их были ясны.
Креола стали мучить угрызения совести. Решившись открыто объясниться со своей золовкой и исправить ошибку, происшедшую, без сомнения, из скрытого чувства любви, он пробрался однажды утром в рощицу, куда пленница ходила иногда дышать воздухом или ухаживать за своими цветами. Пользуясь этой ограниченной свободой, она знала, повидимому, что находится под надзором своего ревнивого супруга, так как при виде своего деверя, очутившегося в первый раз и неожиданно в ее присутствии, молодая женщина была чрезвычайно потрясена. Сложив руки, она с испугом крикнула ему:
«Уходите, ради бога! Уходите!»
И, действительно, едва успел он скрыться в оранжерее, как вдруг появился господин М. Креол услышал крик. Он стал прислушиваться, но биение его сердца мешало ему понять хоть одно слово объяснения; бегство его, если бы супруг открыл его, могло придать печальный исход этому объяснению.
Этот случай взбудоражил креола. С этого дня он увидел необходимость быть защитником жертвы.
Он решился отказаться от всякой сдержанности. Любовь может всем пожертвовать, но не своим правом покровительства, так как эта последняя жертва была бы жертвой труса. Он продолжал посещать своего брата, готовый открыто с ним поговорить, быть с ним откровенным, все ему сказать. Господин М. не питал еще подозрений по отношению к нему, но эта настойчивость брата вызвала их.
Не вдаваясь определенно в причины этого интереса, господин М. стал недоверчиво относиться к брату, наперед рассчитав, к чему этот интерес может привести.
Креол вскоре заметил, что его брат не всегда отсутствовал, как он потом утверждал, когда посетители напрасно звонили у ворот дома в Пасси. Слесарный подмастерье сделал ему ключ по модели тех, которые его хозяин сделал для господина М. После десятидневного отсутствия креол, мучимый страхом и самыми безумными химерами, ночью пробрался через стену, сломал решетку перед главными воротами, взобрался на крышу по лестнице и спустился по водосточной трубе под окно амбара.
Громкие стоны побудили его незаметно добраться до стеклянной двери. То, что он увидел, заставило его сердце облиться кровью.
Свет лампы освещал альков. За занавесками, с растрепанными волосами, с лицом красным от ярости, господин М., полунагой, свернувшись вблизи своей жены, на той же самой кровати, которую она не решалась оставить, хотя и всячески отстраняясь от него, осыпал ее всяческими упреками, свирепый, как тигр, готовый разорвать ее на части.
«Да, говорил он ей, я безобразен, я чудовище, и я это слишком хорошо знаю, я внушаю тебе страх. Ты желаешь, чтобы тебя освободили от меня, чтоб мой вид не удручал тебя. Ты жаждешь того момента, который освободит тебя. Не возражай мне, я угадываю твои мысли по твоему испугу, по твоему сопротивлению. Ты краснеешь от недостойных насмешек, которые вызывают твое внутреннее возмущение против меня. Ты, без сомнения, считаешь минуты, когда я больше не буду осаждать тебя своей страстью и своим присутствием. Стой! Мной овладевают отвратительные желания, стремление обезобразить тебя, сделать тебя похожей на меня, чтобы у тебя не осталось надежды утешаться с любовниками в том несчастии, чт.о ты меня когда-то знала.
Я разобью все зеркала этого дома, чтобы не видеть в них контраста, чтобы они больше не служили пищей для твоей гордости. Не правда ли, я должен был бы вывозить тебя в свет или пустить тебя одну, чтобы видеть, как твою ненависть ко мне. Нет, нет, ты не оставишь этого дома, не убив меня! Убей меня, сделай то, что я каждый день чувствую искушение сделать сам».
И дикарь катался по кровати с громким криком, со скрежетом зубовным, с пеной на губах, с тысячью симптомов бешенства, сам нанося себе удары в своей ярости, вблизи этой несчастной женщины, которая расточала ему самые нежные ласки и патетические мольбы.
Наконец она его укротила. Сострадание, без сомнения, заменило любовь. Но этого было недостаточно этому, ставшему столь страшным, человеку, страсти которого сохранили еще всю свою силу.
Эта сцена повергла креола в глубокое уныние, он впал в оцепенение. Его охватил страх, и он не энал, к кому обратиться, чтобы спасти несчастную от этих пыток.
Эти сцены, очевидно, повторялись каждый день, так как во время припадков судорог, которые за ними следовали, г-жа М. прибегала к пузырькам с лекарствами, которые были приготовлены для успокоения ее палача.
Креол в данный момент был единственным представителем семейства г-на М. в Париже. В таких именно случаях особенно заслуживает проклятия медлительность судебных форм, беззаботность законов, которые не могут ни на шаг отступиться от своей рутины, в особенности, когда дело касается женщины, существа, которому законодатель предоставил минимальные гарантии.
Приказ об аресте мог бы предупредить несчастье, которое свидетель этого бешенства слишком хорошо предвидел. Он, однако, решился испробовать все средства, взять на себя последствия, так как его состояние давало ему возможность принести огромные жертвы и не бояться ответственности за слишком смелое предприятие.
Уже несколько врачей из числа его друзей, такие же решительные, как и он, подготовляли вторжение в дом г-на М., чтобы констатировать моменты сумасшествия и насильно разлучить супругов, когда неожиданное самоубийство оправдало слишком поздние меры и разрубило гордиев узел.
Конечно, для каждого, кто не ограничивается буквальным смыслом слов, это самоубийство было убийством, совершенным мужем. Но оно было также результатом необыкновенной ревности. Ревнивец нуждается в рабе, ревнивец может любить, но любовь для него только ощущение, питающее ревность. Ревнивец прежде всего частный собственник.
Я помешал креолу учинить бесполезный и опасный скандал, опасный прежде всего для памяти любимой им женщины, так как праздная публика обвинила бы ее в супружеской измене и в связи с братом мужа. Я присутствовал на похоронах. Никто, кроме брата и меня, не знал истины. Я слышал двусмысленные предположения о самоубийстве, но я не обратил на них внимания.
Краску стыда вызывает общественное мнение, если видишь его вблизи, с его трусливым озлоблением и грязными предположениями. Общественное мнение слишком расколото изолированностью людей, слишком невежественно, слишком испорченно, так как каждый чужд себе, и все взаимно чужды друг другу.
Редко, впрочем, проходила неделя, которая бы не приносила мне других разоблачений такого же рода. В том же году я зарегистрировал любовные связи, окончившиеся, благодаря нежеланию родителей дать свое согласие, двойным самоубийством.
Я отмечал также самоубийства светских людей, доведенных до импотентности в цвете лет, которых злоупотребление наслаждением привело в состояние непреодолимой меланхолии.
Многие лишают себя жизни под гнетом мысли, что медицина, после долгих бесполезных мучительств посредством изнуряющих средств, окажется неспособной избавить их от их болезней.
Можно было бы составить замечательный сборник цитат знаменитых авторов и антологию из стихотворений, которые пишут люди в отчаянии, когда хотят подготовить свою смерть с особенным блеском. В тот момент удивительного хладнокровия, который следует за решением умереть, в душе является какое-то заразительное воодушевление, и оно изливается на бумагу, даже у представителей тех классов, которые лишены всякого образования. Собираясь с силами перед жертвой, глубину которой они обдумали, вся сила их концентрируется в одном характерном выражении, исполненном горячего чувства.
Некоторые из этих стихотворений, погребенные в архивах, представляют собой настоящие произведения искусства.
Какой-нибудь тупоголовый буржуа, вся душа которого погружена в дела и для которого бог — в его торговле, найдет все это очень романтичным и, пожалуй, с насмешкой отнесется к страданиям, которых он не понимает. Его пренебрежение нас не удивит. Чего же другого ожидать от людей, которые даже не подозревают, что они изо дня в день понемногу убивают себя, свою человечность.
Но что сказать о тех добрых людях, которые мнят себя богобоязненными, образованными, а между тем, повторяют эти гнусности?
Без сомнения чрезвычайно важно, чтобы бедняки переносили жизнь, хотя бы в интересах привилегированных классов современного общества, которых разорило бы массовое самоубийство черни.
Но разве нет другого средства сделать сносным существование этого класса, кроме оскорблений, насмешек и красивых слов? Притом, у этих нищих известное величие души, если они, решив умереть, сами себя уничтожают, а не лишают себя жизни путем знакомства с эшафотом. Правда, чем больше развивается наша торговая эпоха, тем реже становятся эти благородные самоубийства нищеты, место их занимает известная враждебность, и несчастные без оглядки пускаются по пути воровства и убийства.
Легче получить смертную казнь, чем работу.
Роясь в полицейских архивах, я нашел только один единственный очевидный пример трусости в списке самоубийств. Речь шла о молодом американце, Вилфриде Рамзае, который лишил себя жизни, чтобы не драться на дуэли.
Классификация различных причин самоубийства является классификацией несовершенств современного общества.
Один лишил себя жизни, потому что интриганы похитили у него его изобретение, причем изобретатель, впавший в самую ужасную нужду вследствие долгих научных исследований, не имел даже средств купить себе патент.
Другой убил себя, чтобы избегнуть со стороны кредиторов огромных расходов и унизительного преследования, которые, впрочем до того обычны, что люди, руководящие общественными интересами, ни в малейшей степени ими не интересуются.
Третий лишил себя яшзни, потому что не мог найти работы, прострадав долгое время от оскорблений и скаредности тех, которые у нас являются бесконтрольными распределителями работы.
Один врач консультировал меня однажды по поводу одной смерти, в которой он считал виновным самого себя.
Однажды вечером при возвращении в Бельвиль, где он жил, он был задержан на маленькой улице, в глубине которой находилась его дверь, женщиной под вуалью. Дрожащим голосом она попросила выслушать ее.
В некотором отдалении прогуливалась особа, черты лица которой он не мог разглядеть. За ней следил какой-то мужчина.
«Милостивый государь, — сказала она ему,—я беременна, и если это откроется, я буду опозорена. Моя семья, общественное мнение, порядочные люди мне не простят. Женщина, доверие которой я обманула, сойдет с ума и непременно разведется со своим мужем. Я защищаю не свое личное дело. Только моя смерть может предотвратить скандал. Я хотела лишить себя жизни, но настаивают, чтобы я жила. Мне сказали, что вы сострадательный человек, и это дало мне уверенность, что вы не захотите быть соучастником убийства ребенка, если даже этого ребенка еще нет на свете. Вы видите, речь идет об аборте. Я не унижусь до просьбы, до оправдания того, что кажется мне самым ужасным преступлением. Я уступила только чужим просьбам, обратившись в вам, так как сумею умереть. Я призываю смерть, и для этого мне никого не нужно. Достаточно представиться, что находишь удовольствие в поливке сада; надеть деревянные башмаки, выбрать скользкое место, где каждый день ходят за водой, устроить так, чтобы исчезнуть в водоеме, а люди потом скажут, что случилось «несчастье».
Я все предусмотрела, милостивый государь. Я хотела, чтобы это произошло завтра утром, я всей душой к этому готова. Все подготовлено. Мне велели вам это сказать, и я вам говорю. Вы должны решить, произойдет ли одно убийство или два убийства. Я малодушно дала клятву, что все без утайки предоставлю вашему решению.— Решайте».
«Эта альтернатива,—продолжал врач,—привела меня в ужас. Голос этой женщины звучал чисто и гармонично. Рука, которую я держал в своей, была топка и нежна, ее открытое и решительное отчаяние указывало на большой ум. Но речь шла об одном пункте, по поводу которого я испытывал страх, хотя в тысяче случаев, — например, при тяжелых родах, когда вопрос идет о том, спасти ли мать или ребенка, политика или человечность без колебаний по своему усмотрению решают вопрос».
«Бегите за границу»,— сказал я.
«Невозможно, — ответила она, — об этом нечего и думать».
«Примите надлежащие меры предосторожности».
«Я не могу их принять, я сплю в одной комнате с той женщиной, дружбу которой я предательски обманула».
«Это ваша родственница?»
— «Я не могу вам больше отвечать».
«Я бы многое отдал за то, продолжал врач, чтобы спасти эту женщину от самоубийства или от преступления, или чтобы она вышла из этого конфликта без моей помощи. Я обвинял себя в варварстве, так как пугался соучастия в преступлении. Борьба была ужасная. Затем демон стал мне нашептывать, что желание умереть еще не есть самоубийство; что, отнимая у скомпрометированных людей возможность сделать зло, принуждаешь их отказаться от своих пороков. Я догадывался о роскоши по вышивкам на ее рукавах и о богатстве по изящной дикции ее речи. Ведь есть такой взгляд, что к богатым надо проявлять меньше сострадания. Мое чувство собственного достоинства возмущалось против мысли соблазна деньгами, хотя до сих пор вопрос этот не был затронут, что было лишним доказательством деликатности и уважения ко мне. Я дал отрицательный ответ. Дама быстро удалилась. Стук кабриолета убедил меня, что я не могу уже исправить того, что сделал.
«Через две недели газеты принесли мне разгадку этой тайны» Молодая племянница парижского банкира, не старше 18 лет, любимая воспитанница своей тетки, которая не отпускала ее от себя со времени смерти ее матери, поскользнувшись, упала в ручей в имении ее опекунов, в Вильмобле, и утонула. Ее опекун был безутешен.
Этот трусливый соблазнитель мог, в качестве дяди, предаваться своему горю на глазах общества».
Как мы видим, за отсутствием лучшего выхода, самоубийство часто является последним средством против неурядиц личной жизни.
Среди причин самоубийства мне часто приходилось отмечать
потерю должности,
отказ в работе,
внезапное понижение заработной платы,
вследствие чего семьи лишались необходимых средств к существованию, так как большая часть из них живет без всяких сбережений.
В то время, когда в королевском дворце сокращали гвардию, вместе с другими был удален один человек, — как и все остальные, без особых церемоний. Его возраст и отсутствие протекции не давали ему возможности вступить обратно в армию.
В промышленности он не мог найти работы вследствие своей неприспособленности.
Он старался поступить в гражданскую администрацию. Многочисленные конкуренты, как и везде, заградили ему и этот путь.
Он впал в тупое отчаяние и лишил себя жизни. В кармане у него нашли письмо с объяснением всех обстоятельств дела.
Жена его была бедной швеей. Его две дочери, 16 и 18 лет, работали вместе с ней. Тарно, наш самоубийца, в оставленных им бумагах говорил, «что, так как он не может больше быть полезным своей семье и принужден быть в тягость своей жене и детям, он счел своей обязанностью лишить себя жизни, чтобы избавить их от этого бремени. Он поручает своих детей попечению герцогини Ангулемской. Он надеется, что герцогиня, благодаря своей доброте, будет иметь сострадание к их несчастью».
Я составил доклад полицейскому префекту Англю, и, после того как бумаги прошли все инстанции, герцогиня послала несчастному семейству Тарно 600 франков.
Жалкая помощь, без сомнения, после такой потери! Но как могла бы одна семья помочь всем несчастным, если, принимая все в расчет, вся Франция в настоящий момент не в состоянии прокормить их всех. Благотворительности богатых не хватило бы для этого, если бы даже весь наш народ был религиозен, а он далек от этого,
Самоубийство уничтожает самую значительную часть затруднений, эшафот—остальные.
Только от преобразования всей нашей системы сельского хозяйства и промышленности можно ожидать источников дохода и действительного богатства.
На бумаге легко можно прокламировать конституции, право каждого гражданина на образование, на труд и прежде всего на известный минимум средств существования. Но тем, что все эти великодушные желания написаны на бумаге, сделано еще далеко не всё; остается еще задача оплодотворения этих либеральных идей материальными и разумными социальными учреждениями.
Языческий древний мир оставил нам великолепные творения. Отстанет ли современная свобода от своего соперника ? Кто спаяет воедино оба эти мощные факторы?
На этом мы заканчиваем выписку из книги Пэше.
В заключение мы приведем одну из его таблиц о ежегодных самоубийствах в Париже.
Как следует из другой, приведенной Пэше таблицы, за время 1817 — 1824 гг. (включительно) в Париже отмечено 2 808 случаев самоубийства. На самом деле число их больше. Например, относительно утопленников, трупы которых выставляются в морге, только в чрезвычайно редких случаях известно, были ли то самоубийцы или нет.
источник - Marx_i_Engels_Sochinenia_1_izd__t_3_1929
---
- Сегодня этой дурной войной гордятся Бразилия и Парагвай...
- Одинокий воин против стай отморозков. Распад СССР ...
- Лермонтов убит «по заказу».
- Как стать мудрым? Видео.
- Народу ничего более религии не надо. Факт монархии...
- Их сожгли в 1905 году... «Долой революции», «бить гимназисток», «бить реалистов»...
- 18 тыс. погибших. Секунды до катастрофы – Бхопал, Индия...
- "Загнанных лошадей пристреливают". Откровение магната...
- Геноцид ужасающих масштабов. Гибель настоящей цивилизации...
- Кто терроризировал советских людей до 1937 года.
- Супер капиталистическая медицина для бедных в капитализме...
- Женщин и детей убивали в первую очередь
- Невероятное спасение
Комментариев нет:
Отправить комментарий