пятница, 3 января 2020 г.

Осторбайтеры. За людей не считались

В квадратных скобках то, что не договаривается в статье.

«Русские два часа курили, 
а потом всё сделали за 5 минут". 
Хайнц Бауэр




Для большинства немцев, поляков и многих других, русские и советские граждане до сих пор остались непонятным народом, непостижимым, интересным, а от того и страшным.

Психика человека так устроена, непонимание, не знание - порождает страх.

Уважаемые подписчики и гости канала, прежде чем мы с вами обратимся к воспоминаниям Хайнца Бауэра, которые в 2006 году были опубликованы в польской газете, хотел бы начать с небольшого предисловия.

В нашей стране, как и в бывших союзных республиках, тема «Осторбайтеров» - советских граждан вывезенных на работы в Германию и страны оккупированные Третьим Рейхом, очень больная тема.

Тема всё ещё недостаточно изученная. Трагедия, масштабы которой нам известны лишь приблизительно, но которая не менее тяжёлая и мрачная, чем тема сотен тысяч советских военнопленных в немецких лагерях.




В годы войны с территории Советского Союза нацистами и их пособниками, вывезены миллионы граждан: мужчин, женщин, детей и подростков.

Фильм на эту тему:


У них есть Родина (1949.СССР). Раскрашено.



Если ролик не открывается, вот другая ссылка.

---

Судьбы сотен тысяч так и не выяснены до сих пор. Кого - то убили, кто то умер от непосильной работы, каждодневного рабского труда, другие числятся пропавшими без вести.

Тысячи детей, которые были разлучены со своими матерями и вывезены в Рейх, так и остались там навсегда, им изменили фамилии, они не помнят родного языка, они остались в немецких семьях или на территории Польши, Венгрии и других стран.

---

как заработать миллион в иностранной компании


Если ролик не открывается, вот другая ссылка.

---

В первый год войны, наибольший размах программа по высылке дармовой рабочей силы в Рейх приобрела на территории Украины.

С момента, как на оккупированной Украине нацисты установили свой «Рейхскомиссариат», то стараниями названного губернатора «новой Украины» Эриха Коха, вывоз продуктов, материальных и людских ресурсов с оккупированной территории принял сначала промышленный, а потом и ужасающий масштаб.

Сначала, немцы надев маску и притворившись «волком в овечьей шкуре», активно используя пропаганду зазывали работников выезжать в Германию добровольно, обещая гражданскому населению Украины щедрые заработки, достойные условия содержания и хорошее питание.


гитлеровский плакат

Чаще всего, отлов потенциальных рабов, происходил под надуманными предлогами, такими как:

перепись и регистрация населения,
выдача новых паспортов «аусвайсов» или
специально устроенные сборища на стадионах, в бывших домах культуры и других общественных местах, где после сбора людей происходила полицейская облава и людей под дулами винтовок сразу сортировали и готовили для отправки на работы.

Сельское хозяйство Германии, а также такие промышленные монстры, как заводы «Опель», «Крупп», «Рейнметалл», «Порше», «Хеншель» и другие нуждались в бесплатной рабочей силе, которая может заменить постоянно призываемых на службу в Вермахт немецких рабочих.

Справедливости ради, стоит сказать, что некоторым из угнанных в рабство везло, они могли попасть на работы в подсобное хозяйство к немецким бюргерам, которые были хорошими людьми и относились к «Осторбайтерам» достойно, также были случаи, когда выяснялось, что пригнанный на работы был высококвалифицированным специалистом: врачом, инженером, механиком, тогда его могли использовать по его прямой профессии и даже платить жалованье. Но такие случаи были скорее исключением, чем правилом. Большинство же ждала печальная [смерть раба] участь.




«Остарбайтеры» на территории нацистского Рейха были не то, что людьми второго или третьего сорта, они практически вообще за людей не считались.

Им запрещались нерабочие контакты с местным населением, они были строго ограничены в передвижении, периметр которого был сужен лишь от барака до работы, они не могли посещать общественные места, в которые ходили немцы, а на груди у них была нашивка со знаком «OST».

Они были рабами, которых кормили ровно настолько, насколько нужно, чтобы они не умерли раньше времени и принесли максимум пользы нацистам.

Когда кто - то говорит, что в Германии были отличные дороги и местное население жило гораздо лучше и богаче советских людей, то я не спорю, да возможно. [Насчёт того, у кого лучше было - совершенно спорный вопрос. Зависит от времени, места проживания, количества хорошо живущих, процентного соотношения бедных к богатым. Например, в СССР питались натуральными продуктами, а в Германии было много эрзац продуктов.]

Но [вернёмся к гитлеровцам и их рабам] все эти блага никогда бы не распространились на советских граждан, будь то люди вывезенные в Германию, будь то люди жившие на оккупированной немцами территории. [Мечтатели о баварском пиве тут разочарованы.]

Нацисты строили Рейх, как в своё время древние римляне выстраивали свою империю. Для нацистов, как и для римлян, вокруг все были варварами, а разве благородные патриции и граждане Рима делятся благами цивилизации с грядными варварами? Нет, не делятся, они их используют как рабов и дешёвых вспомогательных солдат, не более.

Это я к тому, что есть всё ещё люди, которые рассуждают о том, что если бы немцы победили, то мы все сейчас пили баварское пивко. Я вот думаю, что баварское пивко есть сейчас в любом супермаркете и без немцев. Чего же они не пьют? Чего же они не счастливы?

Прошу прощения за лирическое отступление. Закончу предисловие тем, что по самым скромным оценкам с территории центральной России, Белоруссии, Украины и других союзных республик с 1941 по 1944 год, немцами было вывезено более 7 миллионов советских граждан. Подумайте над этой цифрой…

А теперь предоставим слово [гитлеровцу] Хайнцу Бауэру:

«Я не хочу выгораживать своего старика – моего отца Йозефа Бауэра, как то каяться и оправдываться, такое было время и жили мы в соответствии с его условиями и требованиями, которое выдвигало то суровое [нацистское] время.

Мы с отцом стали частью нацисткой системы и пользовались теми возможностями и реалиями, которые тогда были. [Любишь кататься - люби и саночки возить.] Тем не менее, я считаю, что мы с отцом, несмотря на все испытания и выбор, который пришлось сделать, остались нормальными людьми. [Забавное утверждение. Разве нормальные служат нацистам?]

Отец комиссовался из [гитлеровского] Вермахта в звании гауптмана, в конце 1939 года, почти сразу после окончания польской [оккупационной] компании. Его доконали проблемы со здоровьем и осколок в пояснице, который сидел в нём ещё с Первой мировой войны. [А так бы с удовольствием продолжил служить оккупантом?]

Мне тогда едва исполнилось 15 лет и я жил с бабушкой, кроме неё и отца у меня никого не было, мать умерла при родах и я её не помнил. Поначалу я радовался, что отец вернулся и теперь будет чаще бывать дома, а не рисковать жизнью в набирающей обороты [захватнической] войне.

Но очень быстро мы ощутили, что оставшись без [доли награбленного в виде] офицерского жалованья, нам скоро не на что станет жить, отец больше не служил, а я был слишком мал, чтобы работать. ["Прекрасная" капиталистическая жизнь. В СССР при этом жили гораздо лучше и счастливее.]

Как ни странно, но выход подсказала сама война и её последствия. Отец был в Польше, он видел своими глазами, как всё что раньше принадлежало полякам, становится постепенно собственностью Рейха, немецких промышленников и оборотистых людей, которые не теряют время даром. [И не смущает парня, что отнимание собственности у других людей силой оружия смахивает на банальный бандитский грабёж, в котором участвует его отец.]

Отец тоже решил воспользоваться такой возможностью [!] и стать одним из таких оборотистых и деловых людей. Он решил открыть своё дело в [растоптанной] Польше.

Продав половину своего дома семье переехавшей в Кёльн из Австрии, заняв остаток недостающей суммы у своего двоюродного брата, отец воспользовался своими старыми армейскими связями и смог арендовать [у бандитов гитлеровской администрации] в Гдыне небольшое здание старой обувной фабрики, где он надеясь на помощь своих старых сослуживцев решил получить жирные контракты у Вермахта, по дешёвке нанять польских рабочих и на этом разбогатеть.

Я не рвался в Гитлерюгенд, я понимал, что отцу одному совсем не справиться, ему была необходима моя помощь, мне пришлось бросить учёбу и ехать вместе с ним в Польшу. [Хороший поступок - помочь отцу, но только с первого взгляда. На самом деле парень хотел быть рабовладельцем и так обогатиться.]

Но так легко нашим надеждам не суждено было сбыться, мы были не одиноки, отцу приходилось драться за этот кусок пирога с другими, такими же предприимчивыми людьми, а что ещё хуже с большими промышленными концернами. [А как еще должно быть в мире зверских аппетитов и нечеловеческой конкуренции?]

Контракты с [бандитской армией] Вермахтом на поставку военной обуви, а также подмёток к сапогам, обувных гвоздей и всего прочего были уже заключены с другими людьми, а к нашему приезду сумма аренды на здание бывшей обувной фабрики оказалась завышенной и непосильной для нашего [голодранского] кармана.

Начались наши скитания с отцом по городам Польши, мы были везде, сначала поехали в соседний Гданьск (тогда по немецки Данциг), потом в Люблин и даже были в Варшаве.

Отец уже отчаялся, найти, что нибудь подходящее, а наши деньги подходили к концу. Наши скитания и поиски [халявы] продолжались уже почти два года. [Парню всё равно кого и где грабить, но подобных ему немецких стервятников оказалось много, и на всех халявы не хватало.]

В итоге, благодаря его бывшему [бандиту-подельнику] сослуживцу нам удалось получить кое какую информацию, недорогое помещение и перспективный заказ на ремонт двигателей, для тыловых частей Вермахта, в основном для военных тягачей, которые работали в порту Данцига.

Но дело в том, что сами мы [малообразованные дураки] в ремонте и технических аспектах мало, что понимали, а квалифицированные польские рабочие просили солидные [для рабов] деньги, которых у нас не было.

Выручили отцовские [бандитские] связи, ему удалось добыть для нас пропуск и необходимые документы для въезда на секретный объект – рабочий [концентрационный] лагерь рядом со станцией Бромберг (сейчас и в довоенном прошлом она называлась Быдгощ). В этом лагере работали русские военнопленные и «Осторбайтеры», отец договорился за небольшие деньги взять из этого лагеря к себе на [рабскую] работу 5 человек.

Когда мы проехали несколько КПП, где у нас тщательно проверили документы и въехали на территорию этого [конц] лагеря, перед нашими глазами предстала грандиозная стройка.

Строительство [для обогащения буржуев] было поистине масштабным. Вокруг сверкали электросварки, гудели самосвалы и клацали своими пастями экскаваторы. Долбили, как дятлы сваебойные машины.

На уже забитых сваях, лежали окрашенные в зеленую краску трубы, в них стучал гравий и шелестел песок. А мы все ехали в глубину [захваченного у поляков] леса.

По одну сторону стоял бетонный завод, от которого отходили небольшие самосвалы с бетоном, за ним с левой стороны асфальтный завод.

Тягачи с телегами на резиновом ходу развозили металлические трубы, около 1м в диаметре. Наша машина шла медленно, и мы увидели, как на озере два земснаряда добывали и качали по трубам с водой песок и гравий.

Как мне потом объяснил отец, шло строительство гигантского трубопровода, для перекачки [ворованной] нефти из Кавказа, Майкопа и Грозного по трубам в Германию, чтобы не возить ее в цистернах. Шла весна 1942-года и немецкое правительство тогда считало планы по захвату нефти Кавказа вполне достижимыми.

Кстати, после войны [хозяйственные] русские использовали этот трубопровод в своих [общенародных] целях и назвали его «Дружба», так, что косвенно пленные не совсем напрасно гнули там спины [на немецких оккупантов.]




Нас провели и познакомили с лагерем [рабов].

Все [скотские] бараки были под номерами: первый - служебный; второй - охраны; третий – комендантский, четвертый - медпункт; 5-6- столовая –кухня, 7-й – карцер. Эти корпуса, кроме кухни - столовой, были короче и похожи на одноэтажные домики. 8-й – жилой, и ещё с десяток жилых. Карцер стоял отдельно, огорожен проволокой.

Из разных сторон [конц] лагеря и из углов на нас «смотрели» сторожевые вышки охранной зоны с [бандитами] солдатами по два человека с автоматами. На вышках были по два зенитных фонаря направленных в разные стороны на запретную зону.

Лагерь располагался на возвышенности. На краю лагеря был прокопан овраг шириной метров 25 – 30, где была расположена железная дорога в две колеи. Одна шла на Восток, а вторая обратно на Запад.

Бараки длинные, рассчитанные на 80 человек и более. Нары, как и на пересыльном пункте. На солому натянутый серый брезент и такое же покрывало. [Минимум затрат на рабочую скотину.]

Пришли [рабы] рабочие грязные и усталые, притом обувь у них была необыкновенная, какие-то ботинки на деревянной подошве. Назывались они «перуны». При ходьбе они издавали стук или шарканье ногами по полу. Звук непривычный для уха.

В основном это были молодые крепкие мужчины лет по 25-30 на вид. Это были военнопленные. Все они были угрюмы и неразговорчивы, морально подавлены, но чувствовалось с большой силой воли. [Воля - это естественно для образованного советского человека.]

Майор, как я понял начальник лагеря, или человек, который занимал в администрации высокое положение [карателя и убийцы], показал нам как работают эти люди.

Пришли на объект.

На рабочей площадке лежали штабелями трубы большого размера, круглый лес и доски, тоже в штабелях. Трубы были покрыты изоляцией, то-есть покрашены смолой-битумом. Русским выдавали рукавицы и лопаты, поставили по два человека в звене.

Работа заключалась в рытье траншей для прокладки труб большого диаметра 700мм. Толстостенных.

Траншея была шириной в два метра, а глубиной, в зависимости от рельефа местности, но дно определялось по измерениям геодезического прибора - нивелиром.

Эту траншею, которую они осваивали, была примерно 3м. глубины, с расшивкой стен досками, чтобы земля не осыпалась, т.к. грунт был песчаный.

Первый землекоп копал и подавал землю на настил, второй откидывал на бруствер, другие откидывали дальше с бруствера, чтобы земля не летела обратно, и можно было свободно ходить. Землю кидали в одну сторону, чтобы с другой стороны могли подъезжать краны и трубоукладчики.

Копали внизу два человека, а мастер с геодезистом строго следили, чтобы не перезаглубить, чтобы дно было ровным, на которое выстилалось постель из гравия и укладывались подкладки и сваривались две нитки трубы.




Труд этих людей был поистине ужасен, он был адским. [Даже на взгляд рабовладельца.]

Надзиратели из [фашистов] поляков [!], которые работали на администрацию лагеря и присягнули на верность Германии, строго следили за рабочими и периодически избивали их, если казалось, что русские отлынивают от работы и много отдыхают.

Рядом находилось несколько [комфортабельных] бараков, в которых жили вольнонаёмные чехи и венгры, но они делали более легкую работу, получали зарплату и работали не под надзором. До сих пор не понимаю, как они получили разрешение на работы в секретной зоне. [Наивность немца очевидна. Секретность была для местного населения, чтобы не волновать зверствами. А готовых служить нацистам приравнивали к самим нацистам, и доверяли им.]

Майор сказал нам, что здоровых и сильных [рабов] не может нам выделить, новые рабочие не всегда поступают вовремя, а у него сроки и его контролируют.

Поэтому единственные на кого мы можем рассчитывать – это русские, которые уже не могут работать на укладке труб и которые временно лежат в мед-блоке. Майор пока не решил, что с ними делать, но не спешит избавляться [убивать] и будет рад, если мы лишим его этой головной боли. Он заверил отца, что пленные прошли мед-обработку, ничем не болеют и у них нет вшей. [Продажа людей парня не волнует. Он в душе уже давно рабовладелец.]

Несколько часов заняли формальности: отбор пятерых «Осторбайтеров», подписание необходимых [кассовых] документов, о том, что отец лично отвечает за передаваемых ему [рабов] людей.

В мед–блоке отцу сказали, что эти русские крайне истощены, у троих из них малокровие и врядли с них будет какой то толк.

Мы были в таком положении, что были рады и таким работникам. Взяли тех, что нам [бандиты] дали.

Забегу несколько вперёд и скажу, что русские меня сильно удивили, у этих людей была феноменальная тяга к жизни, после того как они стали регулярно получать хороший рацион и горячую пищу, то быстро пошли на поправку и восстановились. [Тут без мата трудно комментировать. Даже идиоту должно быть понятно, что скотская жизнь убивает людей. Гитлеровцы экономили на питании пленных, чтобы больше взять себе.]

Содержание и кормежка ещё пятерых людей сильно ударила по нашему оскудевшему карману, но мы надеялись на этих русских. Отец не торопил их, дал 5 дней выходных, чтобы они могли [не умереть от истощения] придти в себя и отоспаться. [Также крестьянин заботится о скоте.]

Дополнительно пришлось разориться и на переводчика - поляка, русские не знали немецкий, а мы русский.

Как мы поняли, среди этих людей не было ни одного механика и мы очень боялись, что первые же взятые нами заказы окажутся сорванными, так как ничего у русских не получится.

[На самом деле образование в СССР давало много знаний в разных областях, а немец не понимал этого, мыслил капиталистическими категориями узкоспециального образования.]

Утром я и переводчик отвезли рабочих в цех, показали им место, инструмент, сказали, что они могут осваиваться и начинать работать, выдали им сигареты, а к полудню пообещали, что привезем им обед. [Так "гуманно" к рабам относились не все.]

---

сегодня обеда не будет - вас ждет успех (капитализм)


Если ролик не открывается, вот другая ссылка.

---

То, что они убегут мы не боялись, в городе хватало [бандитов] полицейских и жандармерии, русские не знали польского и деться им было некуда. Перед нашим отъездом я увидел, как они сели курить и о чём - то переговаривались.

К нашему с переводчиком изумлению, когда через несколько часов мы приехали в цех и привезли обед, русские также сидели и курили, складывалось ощущение, что они и не вставали со времени нашего отъезда. [На самом деле они сделали и отдыхали.]

Смотря на наш немой вопрошающий вид, самый старший из них встал, обошёл неподвижный тягач, взял большой шприц, в котором вроде был бензин и склонился над двигателем, а второй русский пошёл крутить стартер. Через 5 минут двигатель взревел и заработал.

Мы с Иржи (так звали переводчика) лишь с улыбкой покачали головами, русские два часа курили, а потом всё сделали за 5 минут. Как же так? [Умные больше думают - это лучше, чем суетиться и переделывать по сто раз методом тыка.]

Не сказать, что эти ребята [рабы] стали нашей с отцом золотой жилой, но они работали на совесть и сторицей окупали наши затраты. [За возможность выжить в этом аду русские приносили прибыль этим немецким дармоедам. Однако и этого было мало жадному немцу.]

Они стали частью нашей небольшой семьи, мы отмечали с ними Пасху и дни рождения. Вскоре, они могли объясняться со мной не только жестами, а я знал имя каждого и никогда их не путал. [Стокгольмский синдром псевдо товарищества террориста с жертвой.]

Мы с отцом купили им приличную гражданскую одежду и периодически отец брал их с собой в город, возил на рынок, в трактир Гданьска, где русские попробовали польскую Зубровку и отец даже испугался, что русские напьются и начнут петь. [Хитрый немец рассчитывал получить еще больше прибыли от дружественно настроенных рабов.]

Он рисковал, правила по содержанию и передвижению восточных рабочих были очень строгие и у отца могли быть большие неприятности, если бы при проверке или встрече с патрулем жандармерии оказалось, что «Осторбайтеры» спокойно передвигаются по городу. Но всё обошлось.

Время и война не стояли на месте, в Польше постепенно накалялась обстановка, русские после мощного наступления в Белоруссии стояли уже на границе Польши, а в Варшаве вспыхнуло восстание.

Через город и железнодорожную станцию всё чаще стали передвигаться войсковые части, которые двигались к фронту. Патрулей стало больше, как и подозрительности.

Когда наши русские узнали, что фронт уже не так уж и далеко, то воодушевились и всё чаще стали уединяться, что - то обсуждать.

Осенью 1944 года, сбежал самый младший, почти мой ровесник Митя, русские сказали, что он хочет перейти фронт к своим и они не смогли его удержать.

Через два дня к нам приехали офицеры из военной комендатуры и привезли в грузовике тело Мити, его поймали и застрелили.

Отца забрали в Гестапо, ему помогли его связи в военных [бандитских] кругах, и он избежал наказания, но русских [рабов] рабочих у нас забрали и отправили в [конц] лагерь. Что с ними было дальше мне не известно, несколько дней я [как добрый человек] ходил чернее тучи, а ночью даже плакал, я очень привязался к этим людям, я винил во всём войну… Но если бы не война, я бы с [дармовой рабочей силой] ними никогда и не встретился. [Забавное размышление. А думать не пробовал, почему война?]

В начале 1945 года меня [как каждого немецкого идиота] призвали в [бандитскую] армию, годы уже подходили, меня зачислили в авиа-полевую дивизию Люфтваффе, которая базировалась на Висле.

После короткого обучения я стал наводчиком в расчёте легкого зенитного орудия «Flak», которое прикрывало переправу.

Можно сказать, что повоевать мне не пришлось, наше орудие стояло без снарядов, тыловики нам их так и не привезли, постоянно обещая.

Лишь чудом мне и моим товарищам из расчета удалось пережить несколько налетов русской авиации, это был ужас. Когда русские взяли переправу и перетащили свои танки на правый берег, наше орудие так и стояло без снарядов, едва увидев русских весь наш расчёт в страхе разбежался. А через час я уже был в плену.

Так и закончилась для меня война. Из лагеря военнопленных меня освободили летом 1945 года, учитывая, что мне на момент призыва было не полных 18 лет, а прослужить я успел едва месяц, то моё пребывание в плену было недолгим и я не попал в Россию.




Я вернулся домой, но наш дом лежал в руинах [как и должно было быть в виде расплаты за глупое поведение], от соседей я узнал, что отец ждёт меня в Дюссельдорфе, где его приютил двоюродный брат. Я поехал туда, где мы жили несколько лет после войны, пока я не женился и не переехал в семью моей невесты.

Мне кажется, что меня спас [возраст, а не] Бог и мне удалось избежать участи долгого плена и не пришлось оказаться на месте тех русских ребят, почувствовать то, что чувствовали они, находясь за тысячи километров от своего дома. Я хочу верить, что они выжили, что им удалось пережить эту войну. Всем тем четверым, кроме Мити…».

[Немец так и не понял, что пленных в СССР не терроризировали и не уничтожали, как это делали гитлеровцы. Наивный болван так и остался болваном.]

От автора статьи:

Вот такая вот история, друзья. Пишите, что думаете по этому поводу. Спасибо за ваше внимание [к гитлеровцам].

источник

---






Комментариев нет:

Отправить комментарий